Как меняется школа? Дмитрий Быков - об образовании и переменах

Выключить уши

- Дмитрий, вы по роду своей деятельности общаетесь и со школьниками, и со студентами. По вашим наблюдениям, настрой этой части населения как-то изменился за последнее время или молодёжи всё равно?

- Молодёжи, безусловно, не всё равно, но я не возьмусь оценивать «настрой этой части населения». Могу сказать с уверенностью, что студенты и даже школьники устойчивее многих взрослых к растлевающей государственной пропаганде, поскольку у них нет опыта доверия к телевизору. Они, напротив, убеждены: если сказали по телевизору - значит, ложь. В советские времена, когда телевизор лгал постоянно, хотя и не столь беспардонно, как сейчас, и уж точно более профессионально, опыт такого иммунитета сформировался. Потом, в эпоху гласности, журналистам стали доверять. Сегодня мы вернулись к практике программ «Международная панорама» и «Ленинский университет миллионов» с поправкой на бесстыдство и дилетантизм сегодняшних телепропагандистов.

Новое поколение гораздо хуже представляет себе, что такое война. Эта генетическая память почти утрачена. Зато у них прекрасно развито умение самоорганизоваться через Интернет.

- Какое-то время назад часто говорили о том, что выросло непоротое поколение, которое не боится ни власти, ни чёрта, а значит, госмашине не удастся завернуть гайки. Сейчас говорят о том, что нынешние 20-летние не так уж внутренне свободны, как представлялось. В них сидит всё та же «совковая» ментальность, всё тот же внутренний раб. Почему этого освобождения не произошло?

- Если вы о советском мировоззрении, то, на мой взгляд, следовало бы молиться о том, чтобы уровень сопротивления всяким государственным глупостям и гадостям был у нас на том же уровне. В советское время и у начальства, и у диссидентов, и у огромной части молчаливого, но скептически настроенного населения были чёткие представления о добре и зле. И хотя эту границу случалось пересекать несколько раз в неделю, это пересечение всегда осознавалось. Оттого и пили.

Я не думаю, что в советском человеке сидел «внутренний раб». В нём как раз сидел внутренний беглец - то есть, сидя на комсомольском собрании либо школьной политинформации, он замечательно умел выключать уши и, допустим, мечтать. Степень свободы общества определяется не объёмом дозволенной информации, а уровнем развития этого общества, его сложностью. Дурак не может быть свободен, не зря его называют «ограниченным человеком». Он ограничен во всём, в том числе и в принятии личных решений. Сегодняшняя педагогика значительно отстала от советской. Можно спорить о коммунарской методике, об учителях-новаторах, о школьном политическом воспитании и т. д. Но всё это, по крайней мере, было. Тогда как сегодня я затрудняюсь назвать хоть одну перспективную педагогическую идею, хоть одного учителя того же класса, что Ильин, Шаталов, Соловейчик. Свобода - это сложность, рабство заключается не в политическом давлении (с ним у нас отлично умеют бороться), а в невежестве.

- Я не раз слышал от школьников и студентов мысль о том, что в советское время было круто и как здорово было бы вернуться в тот период. Откуда эта ностальгия?

- Это не ностальгия, ностальгировать можно только по тем временам и местам, в которых вы жили или бывали. Это вполне естественное желание пожить в интересное время. Интересным оно было вовсе не потому, что «все нас боялись» (что же в этом интересного и какой толк?), а потому, что существовали великие задачи, серьёзные напряжения, увлекательные вызовы. Ностальгирую ли я по Петрограду 1918 года, в котором можно было сходить на вечер Блока или лекцию Чуковского, хотя нечем было пообедать? Нет, я просто хочу попасть в эпоху, где мне было бы интересно, где были опасности, но не было застойной духоты. Вот и современным детям интересно было бы оказаться свидетелями оттепели - время было действительно счастливое и крайне плодотворное. Но у них есть шанс поучаствовать во всём этом в ближайшем будущем.

Приносить пользу

- Вы успешный писатель, журналист, зачем вам нужна преподавательская деятельность? Неужели, извините, платят хорошо?

- Преподавательская деятельность - мой экстремальный спорт. Наслаждение, которое учитель получает в сложном, на глазах умнеющем классе, сравнимо с удовольствием от слалома, альпинизма, плавания в бурном море. Здесь, по крайней мере, есть шанс, что приносишь пользу. Ну и, наконец, очень важно сознание, что свои не предадут. В школе сохранились представления о порядочности - учителя привыкли выдерживать серьёзный прессинг, помогать друг другу, противостоять бюрократическим глупостям... В школе и в институте меня не предадут. Ни коллеги (в них, впрочем, я не всегда уверен), ни дети (вот в них уверен всегда).

Сергей ГРАЧЁВ