Рашид Нугманов: «Я просто хотел почтить память Цоя»

Тогда, в 1988-м году, у «Иглы» был феноменальный успех. Картину посмотрели порядка тридцати миллионов зрителей, а Виктор Цой, по версии читателей «Советского экрана» - на тот момент самого популярного журнала о кино – стал лучшим актером года. А потом случился тот страшный день, 15 августа 1990 г. Цой погиб. А режиссер Рашид Нугманов, столь ярко дебютировавший «Иглой», на долгие годы ушел из кино. Сейчас он решил вернуться с фильмом «Игла Remix». Первый показ картины состоялся в Выборге, на фестивале «Окно в Европу». А потом Рашид Нугманов рассказал читателям «АиФ», как появилась эта картина и почему он не снимал кино больше двадцати лет.

- Когда вам пришла в голову мысль сделать «Иглу Remix»?  

- Изначально я не собирался делать новый фильм. Просто хотел сделать нормальную реставрацию нашего старого фильма и, к памяти гибели Виктора, моего близкого друга, пустить ее в прокат ограниченным тиражом, выпустить на DVD и Blu-ray. Но по мере работы задумывался - а есть ли смысл выпускать в прокат, пусть даже ограниченным количеством копий, фильм, которому двадцать лет? Может быть, интереснее будет ее дополнить? Но чем? Можно было сделать «режиссерскую версию», как это часто делают на Западе – когда берут фильм несколько лет спустя, дополняют его новыми материалами и выпускают. Сначала мы тоже так хотели, ведь со съемок «Иглы» оставалось много материалов – первая версия фильма была более двух часов, а в прокат вышло восемьдесят минут. Но выяснилось, что весь этот материал был уничтожен.

- Как же так получилось? Это что, происки врагов? 

- Все гораздо прозаичней. В то время были такие правила – все союзные студии, да и не только они – и Ленфильм, и Мосфильм – сдавали фильмы в Госкино. По истечении года – если не приходило каких-либо других указаний – эти копии смывались. В принципе, режиссер мог забрать их. Но я, по своей молодости и беспечности, тогда этого не сделал. То есть материала для режиссерской версии, получается, у нас не было. Поэтому единственным вариантом сделать картину в расширенном варианте оставалось добавление совсем нового материала. Мы стали думать, откуда его взять.  

- И что вы придумали? 

- Во-первых, у нас была картина «Яхха», которую мы снимали в 1986-м году, еще до «Иглы». Это очень редкий материал, и большинство людей его не видели. Второй источник материала – это, разумеется, досъемки с существующими актерами – Петей Мамоновым, Александром Башировым, Мариной Смирновой. Но были какие-то сцены, без которых никак не обойдешься, где должен был появиться Виктор. Точнее, его персонаж – Моро. Я наотрез отказался включать туда дублера. Даже со спины – для меня это было неприемлемо. Поэтому, для меня был один выход – его графическое изображение. Я привлек для этой работы двух талантливых молодых художников, а потом вдруг задумался: «Вот то, чем мы сейчас занимаемся, – как это назвать?» И вдруг понял – то, что мы делаем, оно существует давно, но в музыке. И называется «ремикс». Это когда ты берешь старый материал, и добавляешь в него то, что раньше не предполагалось использовать.

- А вы помните, как решили снимать первую «Иглу»? 

- Тогда все получилось, можно сказать, случайно. Я закончил третий курс ВГИКа, приехал на короткие каникулы в Алма-Ату. И мне вдруг предложили сделать эту картину. Изначально ее должен был снимать другой режиссер. Но произошел какой-то конфликт, и его с картины сняли. И предложили мне. Я согласился. Сценарий был, разумеется, уже написан, утвержден. И моим главным условием было, чтобы я мог свободно обращаться со сценарием. В утвержденном варианте герой Моро умирал однозначно. Там прямо было написано – что его ударяют ножом, он ползет по дороге и испускает дух. Нас такой финал, разумеется, не устраивал. Но изменить его совершенно мы не могли по этическим соображениям. Поэтому я принял решение: после того удара ножом Моро поднимется с колен и пойдет дальше. Выживает он или нет – это уже остается на усмотрение зрителей.

- В «Игле Remix» вы не оставили выбора зрителям – здесь у вас Моро однозначно остается жив. 

- Я не мог сделать по-другому. Виктора нет, но для нас, для всех, он по-прежнему жив. Если я бы сейчас однозначно убил героя, я как бы смирился с тем фактом, что человека не стало. Для меня это невозможно.

- «Игла» была вашим дебютом в большом кино. И при этом вы позвали сниматься непрофессиональных актеров. Вам трудно было с ними на площадке? 

- Невероятно легко. Все они были мои друзья, мы все понимали друг друга. И я никогда не хотел быть режиссером в классическом понимании этого слова. Я шел в кино для того, чтобы то, новое, что я открываю для себя в жизни, пытаться выражать языком кино. Я сам был из рокерской культурной среды и хотел показать людей, которых иначе бы никто никогда не увидел. Я совершенно четко отдавал себе отчет – сделать из них актеров за два-три дня не получится. Это абсурд. Поэтому при съемках я использовал принцип «жизнь врасплох». Практически все сцены мы снимали с первого дубля, второй был страховочный – на случай, если будет технический брак. И, как правило, второй дубль всегда был хуже. Потому что с непрофессиональными актерами всегда так. Им вообще нельзя давать в руки сценарий. Потому что он начинает читать диалоги, что-то там заучивать перед зеркалом. И, когда приходит на площадку, уже ничего не сможет сделать. Потому что начинает врать. Это профессиональные актеры, которые знают систему, с каждым дублем улучшают свою игру.

- А как вел себя на съемках Александр Баширов? В «Игле Remix» вы придумали для его героя много новых сюжетных линий. А ни для кого не секрет, что Баширов, при том, что он, безусловно, шикарный актер, иногда может вести себя … как бы это сказать… не совсем адекватно.  

- Саша - мой близкий друг. Мы с ним познакомились еще до того, как пришли учиться во ВГИК . То есть мы поступили, и нас отправили на картошку. И поставили на один комбайн. С ним и Федей Бондарчуком. С тех пор мы с Сашей очень близко подружились. . Саша, даже вдребезги пьяный, - а я так понимаю, именно это его состояние скрывается за формулировкой «не совсем адекватно» - все равно мой любимый человек. Друг. Я его лелею, беру на руки, куда-то отношу. А если кто-то на него нападает, я его защищаю. Мы во ВГИКе жили в одном блоке, в общежитии, пока я не переехал в свою квартиру. Саша с первой моей постановки был у меня одним из ведущих актеров. В ней, собственно, и открыл его для себя мой мастер по ВГИКу, Сергей Александрович Соловьев. И пригласил уже потом сниматься в картине «Чужая, Белая и Рябой».

- В «Игле Remix» вы сняли отца Виктора Цоя. У вас не было желания снять его сына Сашу? 

- Было, конечно. Я знаю, что Саша замкнулся, мало с кем общается. Перестал заниматься музыкой. Наверное, в этом есть и моя вина. Я в начале 90-х уехал во Францию и в Питере вообще не появлялся. Последний раз я видел Сашу на похоронах Виктора – ему тогда было пять лет. Конечно, у него были мама и Рикошет, с которым Марьяна жила в гражданском браке, но я сейчас, задним числом, думаю, что мне все-таки надо было появляться. Принимать в судьбе Саши какое-то участие. Я, конечно, предлагал и Марьяше ко мне в гости с Сашей приезжать, но как-то ненастойчиво. А надо было настоять. Сейчас Саша взрослый человек. Ему 25 лет. Он сейчас в том же самом возрасте, в котором Виктор в «Игле» снимался. Я Саше в общем-то уже не нужен. Но я бы очень хотел с ним встретиться, поговорить. Да, у меня были мысли Сашу вернуть. Но мне какая-то внутренняя этика не позволяла Сашу вот сюда, в этот фильм «насильным» образом вести. Но вообще мне было бы очень интересно с ним поработать.

- Рашид, уже по «Игле» было понятно, что вы очень интересный режиссер. Все ждали от вас новых фильмов, делали на вас большие ставки, а вы вдруг взяли и ушли из профессии. Чем вы занимались все эти годы?

- Как я уже говорил, в 1992-м году я уехал во Францию и занимался своей семьей. Потом занимался политикой. Тогда появилась новая страна – Казахстан. Все было новое, с непонятными правилами. Точнее, эти правила создавались на наших глазах. Ведь чем в свое время был прекрасен питерский рок? Тем, что там что-то постоянно искали. А потом все нашли, и мне стало неинтересно. А вот, в политике, наоборот, стал твориться какой-то абсурд. И мне это было интересно. Но я дошел до какого-то порога, за которым надо было принимать решение: либо ты остаешься там и тебе какие-то вещи нужно преодолевать, либо ты уходишь. Я решил не переступать эту черту. И вернулся в кино.

- Почему вы не стали снимать что-то новое, а решили вернуться назад, к «Игле»? Потому что имя Виктора Цоя до сих пор способно привлечь огромное количество зрителей? 

- Я не делал эту картину, чтобы кому-то чего-то доказать. Или заработать денег. Или сделать картину лучше. Я вернулся в кино именно потому, что хотел почтить память друга. Разумеется, у меня есть и другие проекты. Которые, на мой взгляд, стоят того, чтобы их реализовать. Я ими сейчас занимаюсь. Вот сегодня утром меня разбудил звонок из Астаны - возможно, скоро мы будем там что-то делать.