5177

«Земля под ногами вздрогнула». Как в СССР впервые взорвали атомную бомбу

Первый ядерный взрыв в СССР. Семипалатинский полигон, 29 августа 1949 г.
Первый ядерный взрыв в СССР. Семипалатинский полигон, 29 августа 1949 г. Фото из открытых источников

Окончание. Начало см. в «АиФ» № 35.

Уверенность в том, что в Советском Союзе вскоре появится атомная бомба, осенью 1946 г. была полная. Об этом свидетельствуют многие документы тех лет.

Писатель, журналист, лауреат Госпремии СССР Владимир Губарев.

«Совершенно секретно»

В Постановлении Совета Министров СССР № 2493-1045сс/оп от 14 ноября 1946 г. говорилось «о необходимости сооружения специального полигона для испытаний РДС», который в дальнейшем будет именоваться «Горной станцией Первого главного управления». Главная задача исследований — «практическое использование минного горна РДС».

Если приоткрыть завесу секретности, то всё становится понятным.

«Горная станция» — это испытательный полигон.

«РДС» — атомная бомба.

«Минный горн» — ядерный заряд.

Казахские степи идеально подходили как для испытаний оружия, так и для сохранения всевозможных тайн. Контроль работы конструкторов и физиков был крайне жёстким. Им приходилось постоянно докладывать высшему руководству страны о каждом своём шаге, о проведении тех или иных экспериментов, об успехах и неудачах.

РДС-1.
РДС-1. Фото: https://www.biblioatom.ru

Секретность «Атомного проекта» для каждого человека была особенной, а потому описывается участниками событий по-разному. Так, профессор Л. В. Альтшулер — один из пионеров «Атомного проекта». В своих воспоминаниях о «затерянном мире Харитона» (так он называет КБ, где создавались первые образцы ядерного оружия) пишет: «Угнетающе действовал и режим секретности. Это был не просто режим, а образ жизни, определявший манеру поведения, образ мысли людей, их душевное состояние. Преследовал меня один и тот же сон, от которого я просыпался в холодном поту. Снилось мне, что я в Москве, иду по улице и несу в портфеле документы СС (совершенно секретно). И понимаю, что погиб, так как не могу объяснить, как и с какой целью они туда попали. Но это всего лишь сон. А однажды почти так же случилось со мной наяву. Придя вечером с работы (по счастью, не в Москве, а на объекте) и развернув газеты, которые нам заботливо доставляли на работу, я с ужасом обнаружил среди них секретные документы, которые я был обязан сдать в конце рабочего дня в первый отдел. Однако вместо этого я по рассеянности вместе с газетами положил их в портфель. Моим первым импульсом было доложить о допущенном нарушении режима секретности. Спасла меня мой добрый гений, моя жена Мария Парфеньевна Сперанская, бывшая, кстати, первым взрывником объекта. Она категорически воспротивилась этому, понимая, что честность в данном случае наказуема, и очень серьёзно. Ночью я держал документы под подушкой, а утром, явившись на работу первым, положил их в сейф, после чего пошёл в отдел режима и „сознался“, что вчера не успел сдать эти документы и оставил их в сейфе. Нарушение мне простили».

Родной город Москва в те годы снился многим, так как они уже не надеялись вернуться туда. Строки из песни, написанной физиками, недвусмысленно предупреждали: «От Москвы до Сарова ходит самолёт, кто сюда попал, обратно не придёт...» По законам секретности с «Объекта» не выпускали не только в отпуска, но и на похороны отца и матери...

Особое внимание уделялось борьбе со шпионами. Министерству государственной безопасности предписывалось «организовать усиленную оперативно-чекистскую работу на объекте № 859 и в районах Челябинской области, примыкающих к режимной зоне». На всю корреспонденцию, которая поступала сюда или выходила «в большой мир», устанавливалась цензура. Запрещались полёты самолётов не только гражданской авиации, но и военной. Первым, кто попытается пролететь над Плутониевым комбинатом, будет американский разведчик Пауэрс. Но это произойдёт спустя 15 лет. У-2 будет сбит ракетой под Свердловском. Кстати, американский разведчик проведёт съёмки не только Плутониевого комбината, но и Челябинска-70 — ядерного оружейного центра. Однако ещё добрых 30 лет американцы не будут знать, чем занимаются в городе Снежинске.

Посылка из Америки

Среди физиков весьма популярна история о том, как один из разведчиков, рискуя, естественно, жизнью, доставил из Америки кусок чистого плутония, и именно это помогло академику Харитону создать атомную бомбу.

Юлий Харитон и РДС-1.
Юлий Харитон и РДС-1. Фото: https://www.biblioatom.ru

Правда это или вымысел?

Однажды я спросил об этом Юлия Борисовича Харитона. Тот ответил уклончиво:

— Что-то такого не припоминаю...

Услышать подобное от академика, чья память всегда была безукоризненной, я не предполагал, а потому решил, что из-за секретности сказать правду он не мог.

Значит, кусок плутония разведчики в Америке всё-таки достали?!

Неожиданное подтверждение я нашёл в документах Атомного проекта СССР.

21 января 1949 г. Л. П. Берия отдаёт распоряжение: «Срочно поручите т. Харитону (лично) всесторонне изучить прилагаемую деталь в КБ-11 и обяжите его представить своё заключение. Обеспечьте надлежащую секретность».

Шесть дней потребовалось Ю. Б. Харитону, чтобы тщательно исследовать образец.

«Произведено исследование образца, — писал он позже в отчёте. — Была снята рентгенограмма, которая показала, что образец состоит из А-9. Количество примесей, по-видимому, невелико, т. к. спектр точно совпадает со спектром чистого А-9.

Заключение: образец состоит из А-9 довольно высокой (и, возможно, весьма высокой) степени чистоты. Отливка высокого качества».

Берия был разочарован. Разведчики убеждали его, что деталь, доставленная из Америки, сделана из плутония. На самом же деле это был очень чистый кусок урана, который использовался в реакторах. Такого урана (его шифр А-9) и у нас было вполне достаточно.

Впрочем, разведчикам добыть этот уран в секретных лабораториях США было необычайно трудно, и их подвиг был отмечен правительственными наградами.

М. Г. Первухин (председатель Госкомиссии на испытаниях), Ю. Б. Ха-ритон, И. В. Курчатов и П. М. Зернов (директор КБ № 11) на колхозномрынке, 1949 г.
М. Г. Первухин (председатель Госкомиссии на испытаниях), Ю. Б. Харитон, И. В. Курчатов и П. М. Зернов (директор КБ № 11) на колхозномрынке, 1949 г. Фото: https://www.biblioatom.ru

...9 июня 1949 г. Б. Ванников, И. Курчатов, Ю. Харитон, А. Александров, П. Зернов, К. Щёлкин, Н. Духов и В. Алфёров подписывают «Протокол по рассмотрению основных отправных данных для составления технической характеристики объекта РДС-1». В нём были отражены все параметры первой советской атомной бомбы. В частности, сбрасывать бомбу можно с самолёта Ту-4 с высоты от 5 до 10 тыс. м. Максимальный размах оперения бомбы — 2 м, длина — 3 м 34 см, диаметр — 1,5 м, вес — 4600 кг.

15 июня 1949 г. Ванников и Курчатов подготовили специальную «Записку» для Берии, в которой информировали о том, что создание атомной бомбы завершено. А 18 августа был подготовлен проект Постановления Совета Министров СССР «О проведении испытания атомной бомбы». Первый экземпляр документа направлен Сталину. Но тот подписывать его не стал, сказал Берии, что «вопрос обсуждался в ЦК и решение выноситься не будет». Берия понял, что теперь его судьба зависит от результатов испытаний.

Баран-испытатель

Это не легенды, а быль. Во время ядерного взрыва животные — а их на полигоне под Семипалатинском было много! — не раз удивляли испытателей своим поведением. Так, одна дворняжка уже пережила ядерный взрыв небольшой мощности, и её решили использовать ещё раз — как она будет вести себя при втором взрыве? Собаку привязали цепью к анкеру, закреплённому в земле на краю Опытного поля. Там животное подвергалось только облучению. Дворняга попыталась перегрызть цепь, но это ей не удалось. Потом она начала копать ямку. Буквально за несколько секунд до взрыва она легла в ямку, повернулась мордой в сторону взрыва и прикрыла лапой нос.

Определение воздействия параметров  ядерного взрыва.
Определение воздействия параметров ядерного взрыва. Фото: Из архива РФЯЦ-ВНИИЭФ

Ударная волна пронеслась над животным, световое излучение лишь подпалило её шерсть, но от радиации она не убереглась...

Эту историю медики рассказывали всем новичкам, которые начинали служить на ядерном полигоне: мол, даже собака понимает, как нужно беречься от ядерного взрыва...

Другая история — об упрямом баране, проявившем поистине «человеческую мудрость». Сначала он всеми силами старался остаться в грузовике, когда его привезли к землянке, в которой ему надлежало быть во время взрыва. Его всё-таки засунули в блиндаж, двери плотно прикрыли.

Сразу после взрыва испытатели должны были извлечь экспериментальных животных, которые располагались по всему Опытному полю. Один из них быстро разгрёб землю — блиндаж после взрыва завалило, сделал лаз к двери. Испытатель попытался пролезть в блиндаж задом — так было удобнее. Приоткрыл дверь — и почувствовал сильнейший удар по «мягкому месту». Учёный вылетел из траншеи, а следом за ним показался обезумевший от страха баран. Животное стремительно влетело в кузов грузовика и прижалось к кабине, мол, теперь ни за что вы меня отсюда не вытащите...

По вечерам испытатели часто не могли заснуть. В виварии, что находился в городке, выли собаки — и те, которые вернулись с Опытного поля, и те, которым ещё предстояло туда попасть. Этот вечерний вой собак помнят все, кто служил и бывал в те годы на Семипалатинском полигоне.

Из доклада доктора мед. наук И. Василенко

«При первом ядерном взрыве, поскольку отсутствовали даже ориентировочные данные о возможных дозах облучения, биоточки оборудовали через каждые 250 м так, чтобы получить все степени поражения (гибель на месте, тяжёлую, среднюю, лёгкую и отсутствие поражений). При первом испытании ядерного устройства на Опытном поле было выставлено 1535 животных, в том числе 129 собак, 417 кроликов, 375 морских свинок, 380 белых мышей и крыс, 170 овец и коз, 64 поросёнка.

Во время второго испытания (1951 г.) на Опытном поле Семипалатинского полигона было размещено 237 животных, включая 33 крупных (коров, лошадей, верблюдов)... Материалы исследований, выполненных на полигоне, уникальны. Они нашли широкое практическое применение..

«Убили на взлёте»

«Я сделал всё, что должен был сделать». Вслед за Колумбом эти слова может повторить и Виктор Иванович Жучихин. Он был участником практически всех экспериментов, которые определяли судьбу ядерного оружия в нашей стране. Он стоял и у истоков мирного применения ядерных взрывов. Однако эту успешно развивающуюся программу из-за прямого давления американцев сначала приостановили, а затем и закрыли вообще.

«Его убили на взлёте», — сказал однажды мне о Жучихине знакомый атомщик, и отчасти он, наверное, прав.

Мы несколько раз встречались с Виктором Ивановичем в Челябинске-70, в его небольшой квартирке, я получал огромное удовольствие от бесед с ним. Однажды мы говорили об испытаниях первой атомной бомбы.

— С чего же начать? — он задумывается, а потом говорит с улыбкой: — Пожалуй, с «Козла»!

— Какого козла? — недоумеваю я.

— Игоря Васильевича Курчатова. За длинную красивую бороду его за глаза все звали «Борода». И лишь один человек, начальник ПГУ Борис Львович Ванников, который славился своей неистощимостью на анекдоты и остроты, неизменно называл Курчатова «Козлом». Все верно воспринимали эту шутку, в том числе и Игорь Васильевич, — хохотали... Конечно, великое счастье, что именно Курчатов встал во главе проекта, — он был его душой, его движущей силой.

— Его можно считать «создателем атомной бомбы»?

— Так говорить нельзя...

— В таком случае кто? Американцы?

— Оставим разведку и всё прочее в стороне... Можно добыть какие-то сведения, но главное всё-таки — сделать... Техническое задание на первую атомную бомбу было представлено в Совет Министров для утверждения в июне 1946 г. Ю. Б. Харитоном. Но это был плод разума и труда коллектива, одним из руководителей которого и был профессор Харитон.

— А как вы попали в КБ-11?

— Я учился на факультете боеприпасов МВТУ. Темой моего дипломного проекта была неуправляемая зенитная ракета, я рассчитывал и в будущем заниматься этим. Однако нас четверых пригласил для разговора капитан госбезопасности. Мы переговорили с ним, а на комиссии по распределению нам сказали, что «товарищ капитан берёт вас на работу»... А потом меня пригласили на беседу. В финале Щёлкин сказал: «Все присутствующие будут заниматься разработкой атомной бомбы»... Через несколько дней, в апреле 1947 г., я уже был на «Объекте».

— Понимаю, что там было много нового, необычного. Но что помнится до сегодняшнего дня особенно отчётливо?

— Образ Кирилла Ивановича Щёлкина. Главная заслуга, что первая атомная бомба была разработана в короткий срок и на высоком техническом уровне, пожалуй, принадлежит ему. В то время ему исполнилось только 36 лет, но у него уже был богатейший опыт экспериментальных исследований детонационных процессов в газах. И руководство страны не ошиблось, назначив его заместителем научного руководителя по решению атомной проблемы. Он умел создавать доброжелательную обстановку, вовремя дать дельный совет, снять эмоциональное напряжение, что было особенно ценно в то время.

Работа шла невероятно тяжело, и к началу 1949 г. стало вполне очевидным, что наступила пора готовиться к полигонным испытаниям. В частности, надо было испытать системы подрыва. Миллион раз мы включали её, чтобы убедиться в абсолютной её надёжности...

— А что-то забавное помните?

— Юмора и шуток хватало... Помню, как полковники-строители вооружились лопатами и в поте лица долбили бетон у основания башни.

Пульт управления взрывом.
Пульт управления взрывом. Фото: https://www.biblioatom.ru

— Солдаты туда не допускались?

— В это время им уже не положено было находиться у башни — только офицерам... А яма, предусмотренная проектом, у основания башни была зацементирована. Начальник строителей посчитал, что в эту яму может свалиться начальство, заглядевшись на верх башни. Но в этом случае тележку с бомбой нельзя будет закатить в лифт, её придётся поднимать. Вот и долбили бетон полковники — ведь башня уже была принята Госкомиссией и взята под специальную охрану. Кстати, однажды Завенягин всё-таки упал в эту яму. К счастью, не пострадал, но перед ямой тут же поставили шлагбаум.

Семипалатинский полигон перед испытанием.
Командный пункт. Фото: https://www.biblioatom.ru

— Итак, наступило 29 августа...

— В 4.30 утра заряд начал подниматься на верхнюю площадку башни. В 5.30 Г. П. Ломинский и С. Н. Матвеев начали снаряжать заряд капсюлями-детонаторами. Руководитель операции — К. И. Щёлкин. Первую полюсную коробку с капсюлями-детонаторами вставляет Кирилл Иванович сам. В 5.40 завершено снаряжение заряда. Блок фидеров подключён к блоку инициирования. Все уходят. Последним башню покидает Щёлкин. В 6.20 исполнители и охрана отходят с площадки. Курчатов получает информацию о том, что всё готово к взрыву.

Башня, на которой был разме- щён заряд первой отечественной атомной бомбы РДС-1.
Башня, на которой был размещён заряд первой отечественной атомной бомбы РДС-1. Фото: https://www.biblioatom.ru

— Он уже был в укрытии?

— Конечно. Входные бронированные двери были закрыты и заперты сейфовыми замками. Все отошли от стен и, встав в середине комнаты, замерли в ожидании. Громко звучал голос А. Я. Мальского: «Осталось 10 секунд... 5 секунд... 4... 3... 2... 1... 0!» Мгновение было тихо, а потом под ногами земля вздрогнула — и всё стихло... Мы молчали, пауза тянулась бесконечно долго... Сколько? Не знаю, никто не смотрел на часы, но отчётливо помню, как они медленно отбивали секунды... И вдруг — оглушительный удар, громовой грохот. И вновь тишина. Все стояли онемевшие... Кто-то первым бросился к двери, и все тут же ринулись за ним. Мы увидели страшную картину... На том месте, где была башня, поднимался в облака огромный пылегазовый столб. Ослепительные лучи солнца падали на землю через огромных размеров отверстие — взрыв отбросил плотный слой облаков далеко в стороны. Чудовищная сила продолжала разгонять дождевые тучи, а газовый столб над местом взрыва ушёл в небо...

— Как реагировало начальство?

— Они вышли из командного пункта. Был и Берия со своим телохранителем — вооружённым до зубов полковником. Все обнимались, поздравляли друг друга. Потом Берия предложил заряду, который так хорошо сработал, дать какое-то название. Курчатов сказал, что Щёлкин это уже сделал. Заряд назван «РДС-1», то есть «Россия делает сама». Берия заулыбался, сказал, что «Хозяину» это понравится...

До и после взрыва бомбы.
До и после взрыва бомбы. Фото: https://www.biblioatom.ru

Секретность... навсегда!

Даже трудно представить, что произошло бы в стране, если 29 августа над казахстанской степью не поднялся бы в небо ядерный гриб!

«29 августа 1949 г. в 4 часа утра по московскому и в 7 утра по местному времени в отдалённом степном районе Казахской ССР, в 170 км западнее г. Семипалатинска, на специально построенном и оборудованном опытном полигоне получен впервые в СССР взрыв атомной бомбы, исключительной по своей разрушительной и поражающей силе мощности.

Атомный взрыв зафиксирован с помощью специальных приборов, а также наблюдениями большой группы научных работников, военных и других специалистов и наблюдениями непосредственно участвовавших в проведении испытания членов Специального комитета тт. Берия, Курчатова, Первухина, Завенягина и Махнёва.

В числе участников-экспертов испытания находился физик Мещеряков, бывший нашим наблюдателем испытаний атомных бомб в Бикини..

Протокол заседания об испытании бомбы подписывал лично Берия.
Протокол заседания об испытании бомбы подписывал лично Берия. Фото: https://www.biblioatom.ru

31 августа Доклад о предварительных результатах испытаний Берия сам вручил Сталину.

Сталин распорядился наградить тех, от кого зависела судьба «Атомного проекта». Это были и звёзды героев, и ордена, и звания лауреатов Сталинской премии, машины и дачи и даже бесплатный проезд всеми видами транспорта для участников Проекта и их семей. Столь щедрого награждения, пожалуй, не было даже во время войны.

Но появился ещё один документ: «Подписи о неразглашении сведений об испытании отобраны от 2883 человек, в том числе от 713 непосредственно участвовавших в испытании работников КБ-11, полигона, научно-исследовательских организаций и руководящих органов, включая всех уполномоченных Совета Министров и учёных. У остальных работников полигона в количестве 3013 человек отобрание подписок будет закончено в трёхдневный срок...»

Теперь упоминание о ядерном испытании и участии в нём приравнивалось к госизмене, и многие десятилетия герои великой атомной эпопеи не имели права даже своим детям рассказывать о том, что они сделали. Мне кажется, это самое большое преступление тех, кто стоял у власти...

Оставить комментарий (0)

Также вам может быть интересно